На сегодняшний момент это самый гениальный спектакль из того, что я у них видела. А главное - я всё больше и больше влюбляюсь в этот театр.
Спектакль невероятно динамичный, два часа десять минут без перерыва проходят буквально на одном дыхании. Герои появляются на сцене в современных пиджаках, на которые чуть позже накидывают некие условные плащи, никакого античного антуража кроме того, что есть в самом тексте трагедии Софокла, минимум декораций, главными из которых оказываются несколько секций грубого строительного забора, которые в течение спектакля разным образом переставляются, образуя конфигурацию сцены и просцениума для того или иного эпизода. В результате минимализации антуража зритель целиком и полностью концентрируется на самих героях. Актёры играют в лучших традициях театра: невероятная пластика, очень выразительная мимика, удивительное сочетание музыки и действия.
Но главное даже не в этом, хотя всего этого было бы более чем достаточно для добротного и в то же время оригинального спектакля по великой пьесе.
Больше всего меня поразил гениально сделанный хор: не пафосно-героический, не возвышенный, не всезнающий, не бесстрастный и не ужасающийся - а такой, какой обычно бывает толпа, соприкасающаяся с некими бедами и страданиями не совсем лично и потому воспринимающая творящуюся на их глазах трагедию местами остстранённо-цинично, местами удивлённо и недоумевающе, но всё равно дистанцируясь от происходящего и оставляя главного героя наедине со своим непосильным и непомерным Роком. Поэтому речь Эдипа к фиванцам сопровождается репликами типа: "Это он хорошо начал", "Ну да, ну да, конечно", "А это неплохо", во время молитвы богам возникают диалоги: "Здесь вопли не помогут! - А, да? Ну, ладно...", поэтому в речи послов из Коринфа патетическая фраза о смерти коринфского царя сменяется жалобно-усталым: "Ну где Эдип, а?" Они могут утешать рыдающего о смерти Иокасты Креонта, хотя он со своим личным братским горем сразу же оказывается как бы отдельно, не одним из них, они могут ужасаться судьбе Эдипа, но предпочитают наблюдать его с другого края сцены, у них по каждому поводу есть мнение, но всё же они оказываются вне стержня пьесы: в одну сторону они отстранённо взирают на беды Фив, вынесенные за сцену, в другую - на страшную трагедию, вершимую на их глазах Судьбой, - как, впрочем, это происходит с большинством людей в обычной повседневности.
И за счёт этого великий античный сюжет становится особенно жизнеподобным.
Даже нет: просто жизненным.
